Эпизод этот имеет место в самом начале 1-й книги, когда главная героиня, проявив должный интернационализм и классовое сознание, отказывается дружить с дочкой набожного еврейского ростовщика, и находит себе подружку-полячку пролетарского происхождения, чья мама хочет, но не может замуж:
Степан Антонович очень хороший. Невозможно даже сказать, до чего хороший! «И непьющий! Капли в рот не берет!» — добавляет Юлька тем взрослым тоном, каким говорит о таких вещах Юзефа. Жена Степана Антоновича умерла давно, детей у них не было. Степан Антонович хочет жениться на Юлькиной «мамце», он очень ее любит.
— Золотой человек Степан Антонович, брильянтовый! Мамця тоже его любит… но ксендз Недзвецкий запрещает мамце выходить замуж за Степана Антоновича!
— Почему?
— Русский он, Степан Антонович. Ксендз говорит: «Как же ты, полька, католичка, пойдешь за русского, за „кацапа“? Бог тебя за это проклянет!» Ну, и вот…
— Что «вот»?
— Забоялась мамця ксендза… — говорит Юлька со вздохом. — Мы оттуда потихесеньку выехали, где раньше жили. Перебрались сюда, чтоб Степан Антонович не знал, где мы живем… Но он все-таки разыскал нас! Вот как он нас любит!
— А ты бы хотела, чтобы твоя мама женилась на Степане Антоновиче?
— Хотела бы!.. — тянет она нараспев. — Ой, хотела бы!.. Ой, как же я хотела бы!.. А только — что делать с ксендзом Недзвецким?
И тут выяснилось, что ответить на этот вопрос довольно просто. Ибо в упомянутой монографии мы читаем:
Особым узаконением от февраля 1840 года католическим священникам возбранялось как-либо мешать заключению смешанных браков, например поддерживать прихожанина или прихожанку в оправданном, с религиозной точки зрения, сопротивлении воле родителей, настаивающих на выгодном супружестве с православным или православной.
Разумеется, строгость российских законов всегда компенсировалась известно чем. Однако в данном случае, учитывая ничтожность участников, и, следовательно, минимальный масштаб возможного скандала, можно было бы практически не сомневаться, что, обратись Степан Антонович к полицейским и/или духовным властям, те не приминули бы вступиться за русский и православный элемент.
Старая большевичка Бруштейн несомненно считала, что позиция означенного ксендза объяснялась его мракобесием и ксенофобией. (Возможно, свою роль сыграло и ее происхождение - иудаизм, как известно, не приемлет смешанных браков в любом виде). Однако с большой вероятностью тут было - в особенностях тогдашнего российского законодательства. лишавшего православных подданных свободы совести - даже в большей степени, чем инославных.
По русским законам, человек, записанный государством в православные, не только не мог перейти в другую веру, но и обязан был воспитать в православии своих детей. Этот закон, в том числе, распространялся и на потомков смешанных браков:
Еще в 1832 году стало буквой закона, чтобы все дети от смешанных браков, в которых один из супругов исповедует господствующую веру, крестились и воспитывались в православии; в 1839 году вышел запрет католическим священникам крестить детей от смешанных браков, даже если бы того хотели родители.
Соответственно, католик или другой инославный, вступая в брак с православным, по закону был лишен возможности воспитывать своих детей согласно своим религиозным убеждениям:
Статья 67-й 10-го тома Свода законов требовавала, чтобы везде, за исключением Финляндии, «лица других исповеданий, вступающие в брак с лицами православного исповедания, дали подписку, что не будут ни поносить своих супругов за православие, ни склонять их чрез прельщение, угрозы или иным образом к принятию своей веры и что рожденные в сем браке дети крещены и воспитаны будут в правилах православного исповедания». Статья также требовала, «чтобы при вступлении в сии браки непременно исполнены и соблюдены были все правила и предосторожности, для браков между лицами православного исповедания вообще постановленные» и «чтобы сии браки были венчаны православным священником в православной церкви.Эти условия были подкреплены рядом норм Уложения о наказаниях, предусматривавших наказание родителей, которые почему-либо не крестили и не воспитали детей в православии, и неправославных священнослужителей за совершение треб лицам, по закону принадлежащим к православию. ИСТОЧНИК.
Так что можно предположить, что будь в тогдашней России иные законы, "ксендз Недзвецкий" повел бы себя существенно иначе. Тем более, что в его коллеги, жившие в странах, где со свободой совести было получше, именно так и поступали:
К тому времени в Пруссии, Баварии, венгерских епархиях Габсбургской империи специальными буллами или кардинальскими распоряжениями были введены компромиссные правила на этот счет. Согласно им католический священник должен был наставлять и увещевать католика или католичку, вступающих в брак с иноверцем, дабы их союз был скреплен обязательством крестить и воспитывать детей в католицизме. Если внушения оказывались безуспешными, священнику надлежало, не пытаясь более предотвратить заключение брака, занести в книгу свидетельство о таковом намерении сторон, что заменяло венчание. Этот суррогат таинства именовался assistentia passiva.
