Что же до постановки,то она, слава Богу, была вполне традиционной, однако господа режиссеры сумели доказать, что ерсли они захотят отжечь и поразить, то даже это их совершенно не остановит. В последней сцене I акта Скарпиа (грузин Гагнидзе, всю оперу уморительно изображавший Наполеона) несколько раз типа порывался сбежать со сцены, но каждый раз дорогу ему прегрождал "поп с причетом всем служебным", медленно, но неумолимой шедшим вперед, аки македонская фаланга. В итоге на последних секундах Скарпиа был прижат к оркестровой яме, причем слева от него трясся какой-то старец-подагрик, а слева оказалась статуя Мадонны. Барон посмотрел налево, посмотрел направо - и бросился ДОМОГИВАТЬСЯ СТАТУИ.
Поскольку после этого был антракт, недоумение слегка рассеялось лишь в начале II акта, когда Скарпиа заставили ожидать Тоску и агентурных донесений в обществе нескольких шлюх, которых он позвал прямо к себе в "гестапу". Были они такие старые и такие страшные, что стало понятно - от такого и на статую полезешь.
А еще мы наконец дозрели, чтобы задать один неполиткорректный вопрос. В Нью-Йорке, как известно, проживают самые разные люди, и в том числе "негры различных мастей"(с). На сцене МЕТа этот факт вполне отражен: в каждой постановке темнокожие есть и в оркестре, и в массовке, и среди хористов и компримарио. Однако зрительный зал при этом белеет, аки парус одинокий. Перед каждым просмотром камера минут десять гуляет по залу: белые в публике преобладают, дальневосточных лиц довольно много, а вот "афроамериканцев" - дай Бог, один-два на весь зал.
В отличие от ближневосточных людей, темнокожие к классике вроде бы вполне восприимчивы. Обеспеченных афроамериканцев в Нью-Йорке тоже должно быть не так уж мало. В общем, "товарищ не понимает".