– Ваше превосходительство, старший фейерверкер второго взвода первой батареи Шестьдесят четвертой артиллерийской бригады по вашему приказанию явился.
– Жопа! – закричал генерал страшным голосом. – Почему у тебя, так твою мать, орудийные затворы без чехлов?
И не успел Чигринский доложить, что только что была стрельба и чехлы еще не успели надеть, как генерал с усилием оторвал свое грузное тело от сугроба, вплотную подошел к вытянувшемуся Чигринскому и три раза ударил его кулаком в перчатке – два раза по скулам и один раз ткнул в золотистые щеголеватые усы над белыми оскаленными зубами.
Чигринский, справный фейерверкер, любимец солдат, красивый молодец-фронтовик, стоял перед генералом как деревянный, и только три раза его голова откинулась, принимая генеральские удары.
– Жопа! – еще раз с одышкой повторил генерал и уже забыв, зачем он сюда пришел, кряхтя спустился с пригорка, раздраженной походкой удалился, и лишь после того как он скрылся из глаз, Чигринский вытер ладонью кровь с подбородка и, сделав вид, что не видит меня, вернулся к орудиям и приказал наводчикам надеть чехлы, после чего довольно громко, отчетливо, с ненавистью в глазах и с оттяжкой произнес матерное ругательство.
Не то, чтобы до Юношеского роман я этого слова никогда не видел, и не то, чтобы оно меня так сильно радовало. Просто на моей памяти это первый и единственный случай, когда сей тетраграмматон был напечатан в советском подцензурном издании. Причем не только на моей - вот человек куда более знающий свидетельствует: <Сегодняшнего читателя журнала не удивишь откровенными постельными сценами, персонажами, исповедующими нетрадиционные сексуальные отношения, языком, в котором слово «жопа» выглядит невинным рядом с куда более крутыми свидетельствами нового отношения к печатному слову. А когда-то строчка переведенного мною стихотворения Джованни Джудичи «Жопа есть жопа, а дуче дурак» появилась в журнале в таком виде: «Ж … есть ж…, а дуче дурак», что, на мой взгляд, основательно смягчило смачную характеристику главного итальянского фашиста.
В общем буду рад сверить свою память и вообще выслушать людей знающих и сведующих.
Пы. Сы. А вообще с момента, когда аз, с опозданием открыл для себя позднего Катаева, Валентин Петрович то и дело удивляет меня какой-то запредельной для легальной советской литературы смелостью. То он напишет про одного из советских авторов, что после разных цензурных осложнений роман наконец был напечатан в журнале - невзирая на то, что за все годы советской власти ни в одном печатном издании не промелькнуло даже намека, что цензура в СССР существует. То опубликует повесть в духи зарубинской "Щепки", в которой к тому же нарушит все советские табу, касающиеся еврейского вопроса. А теперь вот "жопа" и даже просто мат, правда, все-таки с целомудренной купюрой: (– Но позвольте, ведь Государственная дума… – Е…ли они Государственную думу, – неожиданно, но с прежней детской улыбкой сказал Петров как нечто давно уже всем известное).
Немеренная крутость? Крайне влиятельные покровители? Кто что знает/читал/думает по этому поводу?