1. Первый драгунский говномет
По наводке хорошей знакомой прочел Заблуждение велосипеда дочери того Драгунского, который "Денискины рассказы". Не могу сказать, что талант совсем не передался по наследству, но общее впечатление - см. заголовок. Последний яркий текст, запомнившийся в этом почтенном жанре - опусы Нины Воронель, но та все никак не довоюет войну Синявского и Максимова, а Драгунская-младшая в основном сводит счеты с родной матерью (хотя рикошетом и другим достается), которая ее, нищастную, в детстве не любило.
Причем я даже могу поверить, что все примерно так и было. Но бывают же, наверное, другие способы психотерапии, кроме прилюдной точечной стрельбы из говномета.
Зато, в качестве бонуса, иобнаружил в книге упоминания о двух своих знакомых. Про близкого знакомого цитировать не буду, а вот про шапочного, известного в узких кругах юзера и публициста - пожалуй, да.
Сын Яковлевых Андрей дружил с моим братом. Очень симпатичный молодой человек, студент, готовящийся, как и все, как-то приспосабливаться к стране и режиму. Но вдруг он углубился в иудаизм, порвал с родителями, в частности, по той причине, что отец всегда скрывал свое еврейство и настоящую фамилию Хофкин. Андрей все бросил, работал дворником, потом уехал в Израиль, где, говорят, стал видным и уважаемым иудейским богословом.
А Юрий Яковлевич… В начале девяностых, когда начались все кризисы и инфляции, эта благополучная и обеспеченная семья осталась практически ни с чем. Ни с чем, но с огромными собаками, которых надо было кормить. И кормили, что делать. А Юрий Яковлевич умер едва ли не от истощения.
Интересно, помогал ли известный богослов своему отцу? Хочется верить, что да - тогда ведь и 100$ позволяли месяц не голодать.
2. Чернышевский и выкресты
Владимир Радзишевский. Байки старой "Литературки"
Текст, в общем, стандартный для подобного жанра, никаких сенсаций не содержит, но написано легко и приятно, так что для приятного вечера на диване - самое то.
Цитата по теме, указанной в заголовке - ниже:
В суровые советские времена правительство поручило заботу о потомках русских классиков Академии наук. Собрались почтенные старцы, чтобы решить, кто чего стоит. Двинулись вдоль по алфавиту. Когда дошли до Чернышевского, Леонид Петрович Гроссман сказал:
— Какие потомки? Известно, что Николай Гаврилович был импотент...
О Нине Михайловне Чернышевской я впервые услышал от коллег-музейщиков из Саратова. Там она заведовала музеем главного носителя своей фамилии. И с возрастом становилась всё более разговорчивой. Наконец дошло до того, что каждый день по звонку она собирала сотрудников и начинала, а точнее — продолжала предаваться воспоминаниям. Если путалась в деталях или забывала, что к чему, ей дружно подсказывали. Подневольные слушатели уже лучше рассказчицы знали все ее истории.
В “Литературной газете” на меня очень скоро обрушились письма от Нины Михайловны. Ей, несчастной, не стало никакого житья от наглых проходимцев. “Отец Николая Гавриловича Чернышевского, — писала Нина Михайловна, — был православным священником и по долгу службы крестил отщепенцев-иудеев. И они, как полагалось, принимали его фамилию. За два века этих лже-Чернышевских расплодилось видимо-невидимо”. И сидели бы они себе, не рыпались. Так нет же. Выдают себя, бесстыжие, за прямых наследников великого революционера-демократа, звавшего Русь к топору. Вот бы их самих припугнуть этим топором!
Я пытался ее успокаивать, но не тут-то было. В ответ приходили бандероли с какими-то справками, копиями судебных исков, газетными вырезками. Новоявленные “дети лейтенанта Шмидта” давно и с переменным успехом вели междоусобную войну.
3. Pазочарование месяцa
Ястреб халифа Ксении Медведевич, взятый по рекомендациям сразу нескольких уважаемых и заслуживающих доверия юзеров. Т.е. может, конечно, бумажное издание, которое вышло, на порядок лучше текста в сети, но то, что мне попалось - мрак и сумрак, по форме и содержанию. Так что - от души не рекомендую и искренне недоумеваю.