Первое: мемуары поражают фантастической даже по советским меркам (мемуары вышли в 1974) аполитичностью. Даже когда политика непосредственно касается оперы - у Сергея Яковлевича об этом ни звука. К примеру, пишет он о начале 30-х: В это время началась регулярная работа над советской оперой. В Большом театре были поставлены «Катерина Измайлова» Д. Шостаковича (первая редакция),. И все, была поставлена - и была поставлена. И таких мест в мемуарах много: готовилась Эйзенштейном «Валькирия» Вагнера (1940); Долго работали над «Великой дружбой» Мурадели (1948)...
Цензура это или самоцензура, не вем. Возможно, что и второе - в конце концов, Лемешев Софье Власьевне был обязан решительно всем, так что мог и сознательно решить не напоминать и не разжигать.
Не то, чтобы сейчас это воспринималось как недостаток - в конце концов, про "Сумбур вместо музыки" мы и так все знаем. Но осадочек все равно остался.
Второе: мемуары Лемешева существенно расширили мое представления об истории "режоперы". К примеру - не глядя под кат, где и когда "Золотой-Петушок" Римского нашего Корсакова был поставлен так:
Первая сцена оперы – совет царя Додона с боярами:
«Я затем вас здесь собрал,
Чтобы каждый в царстве знал,
Как могущему Додону
Тяжело носить корону» -
происходила… в бане! Грозно размахивая шайкой (что особенно воинственно делал А. Пирогов), царь Додон пел:
«И соседям то и дело
Наносил обиды смело».
Все участвующие в этой сцене были одеты только в трико. Сыновья Додона, заспоря, хлестали друг друга березовыми вениками. Кто-то из бояр лил воду на раскаленные камни печи, и оттуда вместе с клубами пара появлялся Звездочет.
Ответ: в Большом театре, в 1932!
Когда Бартоло врывался в дом, чтобы арестовать Фигаро и графа, то на плечах у достопочтенного доктора сидел… этот самый офицер, а на плечи офицера… был взгроможден пулемет! Бойко спрыгнув на пол, он направлял его на меня. После «отсебятины» Бартоло: «Да что ты с ним разговариваешь – стреляй в него и все», - офицер вертел ручкой этого «орудия», поднимая страшный треск
Справедливости ради - в случае с "Петушком" режисерские изыски в конечном итоге послужили добру - поскольку в результате пришлось нашего милого «Петушка» прикончить на втором году его существования. С тех пор уже сорок лет «Золотой петушок» никак не может вернуться на сцену Большого театра.
Ну и в качестве курьеза - в конце мемуаров Лемешев мимоходом наехал на Александра тогда еще Михайловича Городницкого:
Kак-то летом я с горечью услышал в вагоне «электрички», как пела студенческая молодежь:
«Люблю тебя я
До поворота,
А дальше – как
Получится…»
Такую легковесность, я бы даже сказал, небрежность чувства, к сожалению, вы найдете и в стихах многих наших молодых поэтов
Справедливости ради - ни Лемешев, ни студенты наверняка не знали, как была написана песня и что ждет ее героя за поворотом. Но все равно, показательно.
