B 1572 г. новгородский летописец пишет: «Месяца октября 29, в понедельник, в Новегороде которые люди есть на них знамя смертоносное, у церквей погребати не велели, и велели их из Новагорода выносити вон'за город, в деревню Водопьяново, за шесть верст по Волхово вниз... и поставиши заставу по улицам и сторожей: в которой улице человек умрет знаменем и те дворы запирали и с людьми и кормили тех людей улицею, и отцом духовным покаивати тех людей знаменных не велели; а учнет который священник тех людей каяти, бояр не доложа, ино тех священников велели жещи с теми же людми з болными».
Интересно, это особенность конкретного царствования, или же более общее мировоззрение, когда всеобщая глубокая религиозность сочеталась с совершенно несакральным отношениям к духовному сословию, по крайней мере его низшему звену? Поскольку мнится мне, что в наши куда более безбожные времена на такой шаг не решились бы не только из общего смягчения нравов, но прежде всего в силу сакрально-суеверного отношения к фигуре священослужителя.
Кстати, если верить летописи, жестокие карантинные мероприятия таки оказались действенными:
«Месяца ноября в 4, в неделю, в Новегороде, на опришной стороне, государьской посланик Григорей Никитичь Бормосов спрашивал игуменов и священников и старцев и всех монастырей про мор; и сказали, мору нет нигде
