Несколько наиболее ярких отрывков:
Ребе и хасиды:
“Наступило время радости и утешения и для Батюшкиных чад. После долгой разлуки каждый хотел увидеть Батюшку, услышать от него хоть слово. Батюшка стал вызывать к себе поочередно и других скорбящих <...> Сразу всех своих духовных чад он не мог вызвать. Надо было устроить на квартиры и на работу тех, кто уже приехал. Батюшка вникал во все подробности не только их духовной жизни, но и во все житейское устроение. Чтобы не было среди них ссор, недовольства и самочиния, давал письменные указания кому куда кровать поставить, кому в какой угол святые иконы установить, где должна быть кухня, где должен стоять обеденный стол, где тумбочка и т.д.”
О религиозном идеале хасидов и других ультра-ортодоксов:
Среди “церковных людей” не прижилось христианское положение о равенстве путей спасения, аскетические пути ставятся ими намного выше, нежели мирские. Монашество воспринимается православными верующими как своеобразная элита церковного круга, многие стремятся иметь духовного отца - иеромонаха, не страшась его большей, по сравнению с мирским священником, строгости. Строгость монашествующих по отношению к духовной жизни мирян, (а под духовной жизнью “церковные люди” понимают вообще всю жизнь), вряд ли может оттолкнуть члена прихрамовой среды, поскольку для этой среды характерна приверженность монашескому аскетическому идеалу, которая проявляется во всем, от одежды и манер
Ребе-Мошиах и переписка с покойником:
Говорят духовные чада и о том, что к спасению приведет вера в старца: “Будем молиться! <...> Помолимся! - кротко отвечал усердный молитвенник, и никто не обманывался, если имел веру в старца!”... В сознании чад старец занял такое значительное место, что иногда можно услышать случайную оговорку: “Отец Савва!.. то есть, Господи!”...
Духовные чада и сейчас обращаются со всеми просьбами и вопросами к усопшему батюшке. Они беседуют с его фотографией; существует рассказ о том, как один духовный сын во время беседы поднялся на воздух, столь сильна была благодать старца
Желающий стать духовным чадом о. Саввы “заочно” должен помолиться у гроба старца в пещерах монастыря и приложить к нему записку с просьбой принять в духовные чада. После этого он пишет старцу письмо со всеми своими просьбами и вопросами, потом на двух небольших листках бумаги пишет “да” и “нет”, сворачивает их и кладет под икону Божьей Матери. Рядом стоит фотография о. Саввы и горит свеча. С молитвой письмо сжигается на пламени свечи, после чего будущее чадо берет один из листков. Если на листке написано “да”, то о. Савва согласен стать его духовным отцом . Вторая часть обряда (проходящая дома) производится с целью узнать ответ старца на молитвенную просьбу в пещерах и называется “класть жребий”. Жребий “кладется” всегда при разрешении трудных вопросов
И просто эпизодий, прекрасный сам по себе:
Приведем в пример книгу, изданную в 1998 году. На титульном листе обозначено: “Игумен Роман (Загребнев). Цветок к букету (посвящается духовным чадам). Стихи и рисунки автора” . Однако после поучения о необходимости покаяния и свете Божественной любви “Во времени, про вечность” мы среди прочих встречаем стихотворение “Великопостная молитва”, начинающееся словами “Отцы пустынники и жены непорочны” (с. 110). Это стихотворение игумен Роман “придумал” в июле 1989 года. Оно почти полностью соответствует пушкинскому (“Отцы пустынники и жены непорочны...”, 1836 г.). Лишь не очень ясное “дольних” (“Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв”) заменено на “дальних”, слегка “исправлен” синтаксис (Пушкин: “Любоначалия, змеи сокрытой сей,” - иг. Роман: “Любоначалия - змеи сокрытой сей, -”), видимо, для ясности, и стихотворение разбито на четыре строфы по четыре строчки.