Нынешняя борьба за политкорректность в классической музыке, в том числе в опере, имеет две составляющие. Первая вполне банальна и прозаична - ушлые граждане негритянской национальности, пользуясь моментом, пытаются застолбить за собой кусок побольше. Это, конечно, мерзко, как любая подобная возня, но, в общем, не очень страшно. Однако на этом прогрессивная мысль не останавливается. Вот что, к примеру, пишет передовой орган нынешней революции:
The Met has presented 306 operas in its 137-year history, none of them by a Black composer. .
И вот это, ИМХО, действительно опасно. Поскольку причина этого перекоса хорошо известна - и никакого отношения к неграм не имеет. Причем озвучил ее в свое время никто иной, как
Рудольф Бинг - страшный расист, добившийся в свое время, чтобы негры могли петь в МЕТе:
Настанет день, и появится оперный гений, чьи произведения привлекут публику, и когда это случится, об этом узнают все. Не обнаружив подобного гения, я не очень сильно заинтересован в постановке современных опер. Мой коллега в Гамбурге ставит одну современную оперу за другой, пресса его любит, и он дает спектакли в пустом зале. Мне всегда говорили, что опера умрет как жанр, если не будут ставить новые оперы. Мне же кажется, что опера не умрет до тех пор, пока не начнут ставить современные оперы.
Так что если соответствующий тезис будет проводиться в жизнь последовательно, а не как в Союзе, для галочки - последствия для оперы, боюсь, будут весьма печальные.
Ну и высказывания - некого Теренса Бланшара, который, воспользовавшись моментом, пристроил в МЕТ один из своих опусов (ИМХО, имеющий к опере такое же отношение, как известное выступление в Политехническом, кажется, музее):
Это как во всем остальном — учреждения исполнительского искусства должны представлять лицо Америки. Люди, действующие из лучших побуждений, могут быть просто зашоренными. Я не считаю это каким-то зловещим заговором. Я считаю, что люди делают выбор в пользу того, что им удобно. Если бы мы были шире представлены в руководстве, с точки зрения того, кто подписывает программы, репертуар, у нас было бы больше людей, предлагающих новые идеи для обсуждения.
В оперном театре Сент-Луиса, для которого я написал «Чемпиона» («Champion») и «Огонь в моей душе» («Fire Shut Up in My Bones»), который будет поставлен в Метрополитен-опера, я увидел, что эти люди открыты для многих идей. Но донести до них эти идеи должны мы. Мы должны открыть им глаза. Я действительно считаю, что в мире классической музыки людям нужно что-то другое. Когда в Новом Орлеане мы ставили «Чемпиона», один афроамериканец лет 70-ти сказал: «Если это опера, я приду». Это новый зритель, каких у нас раньше не было. «Богема» для этого зрителя ничего не значит. А эти современные истории значат.
Идея привлечь в оперу новую публику, разумеется, не новая - в свое время этим активно занимались сначала либеральные интеллигенты, а затем большевики. (Опыты последних описаны, с разной степенью сочувствия, Бруштейн, Булгаковы, и, полагаю, многими другими). Но есть нюанс (с). Большевики и прочие хотели "поднять" нового зрителя до "Богемы". Нынешние же политкорректоры...