Как известно, одной из причин, почему в годы II Мировой войны многие евреи спокойно оставались дожидаться немцев, были воспоминания о предыдущей немецкой оккупации 1914-18 гг., когда германская армия вела себя цивилизованно, а главное - оказалась едва ли не единственным актором, кто в годы мировой и гражданской войны не устраивал погромов. Однако на днях, в поисках материалов, мне попалась небольшая книжка, выпущенная в 1925 году - Под сапогом Вильгельма (Из записок рядового военнопленного № 4925) некого Ю. Кирша - воспоминания латыша-рядового, проведшего несколько лет в немецком плену. В которой последний, в частности, пишет:
В лагере к евреям уже нельзя было относиться, как к ним относились на фронте. Здесь все были на одинаковых правах: не было ни эллинов, ни иудеев, — были русские военнопленные. Такое положение поставило евреев на одну доску со всеми русскими воинами, чего не было на фронте.
Наоборот, в первые же дни евреи оказались в более выгодном положении. Большинство, владело немецким языком, и чтобы объясниться с немцами, тем же антисемитам надо было за посредничеством обратиться к евреям.
Дело пошло и дальше. Евреи заняли места переводчиков. Конечно, изрядное количество, переводчиков было и из других национальностей — немцев, латышей, эстонцев, наконец, тех же русских, но все же евреи были в большинстве. Так как во многих случаях дело зависело отчасти и от переводчика, то, естественно, те же самые черносотенцы часто становились в непосредственной зависимости от евреев и других переводчиков.
Как среди всех переводчиков других национальностей были хорошие и плохие, так и среди евреев. Малоразвитые, обижаемые везде и повсюду в России, некоторые, действительно, вели себя некорректно, но только отдельные единицы. Этими отдельными случаями и пользовались антисемиты и распространяли про еврейских переводчиков различного рода небылицы.
Антисемитам хорошую пищу давало еще одно обстоятельство. В царской армии евреи не могли занимать никаких командных должностей; все евреи должны были служить исключительно рядовыми солдатами. Поэтому в плену в солдатских лагерях очутилось значительное количество интеллигентов-евреев, которые при другом режиме были бы офицерами и в плену находились бы в офицерском лагере. Интеллигенты-евреи в плену, как знающие немецкий язык, работали в комендатурах, в канцеляриях и т. п. Не понимающим этой «хитрой механики», действительно, казалось, что в плену командуют всем евреи. И надо войти в психологию русского военнопленного, который, по нашептыванию своего начальства, еще недавно в Польше громил «жидов», а теперь видел их во главе, чтобы понять вею силу антисемитской волны, которая прокатывалась из угла в угол по Германии в годы этого ужасного плена.
В условиях плена было очень трудно бороться с антисемитизмом. Здесь черносотенцы часто имели перевес, и нам приходилось только обороняться.
(Нечто подобное о военнопленных мне, кажется, уже доводилось читать, возможно, у Будницкого).
Судьба еврейских (и нееврейских) военнопленных сложилась, разумеется, по-разному. Однако часть из них, безусловно, вернулась в родные края и делилась воспоминаниями. Так что мне вдруг подумалось: не могли ли подобные воспоминания стать дополнительным фактором, убеждавших евреев спокойно дожидаться прихода "культурной нации"?
Пы. Сы. В процесс написания постинга мучительно пытался вспомнить, что напоминает мне этот текст. И, наконец, вспомнил! Разумеется, "Сентиментальное путешествие", то место, где Шкловский пишет об армейских комитетах, которые, будучи комиссаром Временного правительства, знал очень хорошо:
Состав их [солдатских комитетов] был случаен. Массы послали тех людей, которые были не скомпрометированы и в то же время могли что-нибудь сказать, что-нибудь сделать. Всякий хорошо грамотный человек и в то же время не офицер, почти автоматически переходя из комитета в комитет, попадал в комитет фронта.
Отсюда большое количество евреев в комитетах, так как изо всей интеллигенции именно интеллигенты-евреи были к моменту революции солдатами...
В дивизионном комитете он получил фантастический мандат – в Совдеп, не от части, а от комитета. Это был, конечно, не самый странный мандат в Совете. Я там раз встретил одного довольно талантливого еврея, виолончелиста Ч., служившего раньше в музыкальной команде Преображенского полка в качестве представителя донских казаков.
"Путешествие" было напечатано в 23 году в Берлине, т.е. почто одновременно с книгой Кирша. Почему в те годы появлились такие тексты, объяснять, полагаю, не нужно.