Читаючи книжку Гиллеля Галкина Jabotinsky: A Life (Jewish Lives), обнаружил интересные факты, связанные с изгнанием Жаботинского из подмандатной Палестины (в 29 году, после арабских беспорядков) - и, ИМХО, проливающие дополнительный свет на трагическую судьбу этого незаурядного человека.
Согласно официальной биографии, узнав, что ему запрещен въезд в Палестину, "Жаботинский не примирился с этим решением, он обратился в английские инстанции, но надежды на успех были малы. Волей-неволей ему пришлось смириться, и с этого момента ему оставалось только наблюдать издали за событиями на родине". Факты, однако, рисуют несколько иную картину.
О том, что ему запрещен въезд в Палестину, Жаботинский узнал в июне 1929, вернувшись в Европу из турне по ЮАР. Тогда же он узнал, что страховое общество "Иудея", где он работал, обратилась к британским властям с просьбой разрешить ему приехать на некоторое время, чтобы передать дела - и написал министру колоний Пасфильда, что такой вариант его решительно не устраивает.
Несколько дней спустя друг и соратник по Ревизионистскому движению предлагает Жаботинскому начать общественную кампанию протеста. Жаботинский благодарит - и вежливо отказывается, поскольку, де, этим должна заниматься Сионистская организация. В том же письме Жаботинский уведомляет, что запретил другому соратнику, Шехтману, предпринимать какие-либо шаги от имени Ревизионистской организации.
Две недели спустя Жаботинский узнает, что один из деятелей Сионистской организации, близкий друг Вейцмана математик Зелиг Бродецкий ведет с британскими властями переговоры относительно отметы указа - и дает распоряжение поблагодарить профессора в частном порядке, однако ни коим образом с ним не сотрудничать. Тогда же в частных письмах он признается, что "лишение визы меня не расстроило", и что "я решил навсегда поселиться в Париже".
До конца жизни Жаботинский лишь единожды попытался вновь побывать в Палестине, обратившись в консульство за туристической визой (отказано). Больше он к этой теме не возвращался. Складывается ощущение, что невозможность жить в Палестине - и, соответственно, "необходимость" жить в Европе - его абсолютно устраивали.
Впрочем, зная обстоятельства жизни Жаботинского в Палестине, удивляться этому не приходится. Впервые он оказался там в 1918 году, в качестве офицера британской армии. Первое время он жил там с ППЖ, сестрой милосердия Ниной Берлиной (впрочем, быстро уехавшей в Швейцарию), затем к нему приехали жена и сын. Довольно быстро Жаботинский впал в глубокую тоску и депрессию, на которые постоянно жаловался в письмяах ("Атмосфера здесь угнетающая"...Песчанныю дюны Тель-Авива наводят "a melancholy and irritable mood. They make me think of vanished hopes", и т.д.). Поэтому как только ему предложили работу в Лондоне (в Еврейском национальном фонде), Жаботинский полетел туда на крыльях ветра.
Второй раз Жаботинский поселился в Палестине в 1926 году, в качестве директора страхового общество "Иудея". Работа давала ему 500 долларов в месяц (огромная по тем временам сумма), плюс он стал редактором газеты «Доар га-Йом» («Дневная почта»). Тем не менее, жизнь в Палестине его удручала (частично из-за политических конфликтов). Поэтому в 29 году он вернулся в Париж, написав, что испытывает огромное облегчение, покидая Палестину, и что чувствует себя в Палестине в большем изгнании, чем в Париже. .
Как некоторые, возможно, помнят, много лет назад аз, многогрешный, написал статью Человек, приговоривший себя к еврейству, в которой высказал нехитрую мысль, что пламенный сионист Жаботинский фактически был антисемитом в самом буквальном смысле этого слова - не любил евреев и никогда этого не скрывал. И вот выясняется, что к "исторической родине" Владимир Евгеньевич испытывал, похоже, схожие чувства.
В общем, даже не учитывая других обстоятельств его жизни - совершенно неудивительно, что он умер от инфаркта еще совсем не старым.
P.S. В комментах стихийно возник мини-свояк для всех желающих: что еще еврейское Владимир Евгеньевич ненавидел и даже пытался искоренить (безуспешно)? Правильного ответа пока нет. UPDATE: Уже есть.