Тем не менее, один нюанс в виленском деле все-таки, возможно, был. И Дайер, и Скублинская действовали исключительно частным образом. Что же касается Фейги Носкиной... Впрочем, здесь я, пожалуй, умолкну и прибегну к цитированию:
The testimonies of other witnesses reveal that Noskin undertook the thankless task of caring for the Jewish communitys discarded infants as a way to make a living. Her husbands work at the kosher meat tax office may have helped her to obtain the position; at the very least, it is clear that the Vilna kahal supported her services. Khaia Kravchinskaia, who visited the kahal regularly to receive her weekly assistance of 30 kopecks, claimed that she knew Noskin well: [She] is devoted to the upbringing of small children and receives a stipend from the kahal for them. 88 Even the yardman, Fedor Bezprozvannyi, testified that the infants in Noskins care allegedly came from the Jewish kahal, a claim that Noskin confirmed.89 Moreover, both Katselenenbogen and Noskin claimed that the latter procured milk for the infants directly from the kahal.
Иными словами, приют, в котором незаконнорожденных еврейских младенцев морили голодом, а иногда и просто убивали, действовал, судя по всему, с ведома руководства виленской общины!
Знало ли руководство о том, что творится в риюте? Об убийствах, скорее всего, нет, но, в общих чертах, о происходящем там оно не могло не догадываться:
The kahal provided Noskin with not only abandoned infants and a meager ration of milk but also burial permits for the local cemetery. Seventy-year-old Ovsei Natanson told the court investigator that his official responsibility was to bury small Jewish children. He claimed that, in the past two years, he had visited Noskins apartment frequently to remove at least 10 to 15 babies after Noskins husband informed the synagogue board of their deaths. Natanson firmly asserted that he only took dead children who had a proper police burial ticket: Without a ticket, he would not have taken the dead. During his absence, a certain Davidok and Iosel carried out his work and allegedly removed many infant corpses from the home of Burachevskii (which Natanson described as a den of thieves). They took them before the synagogue board located in the Shklolnyi courtyard before they buried them. Natanson observed that, after Noskin had been arrested, it suddenly became quiet; there were no more abandoned baby corpses.
Однако поскольку в аналогичных русских учреждениях младенческая смертность тоже была колоссальной, теоретически можно было делать вид, что ничего экстраординарного не происходит. А кроме того, поскольку незаконнорожденные дети воспринимались исключительно как обуза и, прежде всего, позор (как уже было сказано, соответствующая статистика общинами, похоже, систематически и целенаправлено занималась). Поэтому, увы, нельзя исключить, что в глубине души ситуация всех устраивала.
И еще один интересный момент. Часть женщин, сдававших своих незаконнорожденных детей в "приют смерти", рожали в виленской еврейской больницe.
Of the 49 witnesses, 19 gave birth in a hospital, 23 at the home of an illegal midwife, and 2 at home, as in the case of Dvera Tamarskaia.
А в 1884 году в Вильно начал практиковать доктор медицины Яков Ефимович Выгодский, прототип хорошо нам знакомого доктора Яновского! И поскольку Выгодский занимался, в том числе, гинекологией и акушерством, и деятельно сотрудничал с еврейской больницей (в какой-то момент он стал даже главврачом), эта история никак не могла пройти мимо него.
Читавшие трилогию, несомненно, помнят, что думал доктор Яновский об институте незаконнорожденных детей:
– Это позор! – говорит он с гневом. – Это стыд и позор!
Батюшки, вот оно! Ведь и Соня говорила, что это стыд!
– Которые незаконнорожденные дети – так им стыд и позор? Да, папа?
– Нет! – рычит папа. – Не им, беднягам, стыд и позор! Стыд и позор тому обществу, для которых одна мать хорошая, а другая – плохая. Это – подлое, трусливое общество, милостивые мои государи!
Подлое и трусливое общество презирает такую мать. На работу ее не принимают. На улице знакомые с ней не раскланиваются. Ее травят, гонят, преследуют! Ребенку в метрическое свидетельство – а позднее и в паспорт – пишут это подлое слово: незаконнорожденный, как клеймо! Его не принимают в хорошие учебные заведения. Вырос, полюбил девушку, а вот не всякая за него пойдет – ведь незаконнорожденный! Тысячами уколов и ударов преследует это подлое общество несчастную мать и ее незаконного ребенка!
– Папа, почему ты так кричишь?
– Потому что я это ненавижу! – орет папа уже на весь дом. – Пойми ты, ведь я вот именно на это жизнь отдаю: я, врач, первый принимаю на свои руки рождающегося ребенка. Я даю ему шлепка, чтобы он заорал, дуралей этакий. И, когда я слышу этот первый крик нового человека, ей-богу, я счастлив, я сам себе завидую! Чем черт не шутит – может быть, родился великий человек: Менделеев, Пирогов, Лавуазье, Ньютон, Пушкин, Толстой!.. Да если просто хороший, честный человек родился – мало вам этого, что ли? А они – эти милстисдари мои! – пишут ему в метрике «незаконнорожденный» и не пускают его ни к жизни, ни к счастью. А, будь они неладны, эти мерзавцы!..
Интересно, не после нашей ли истории приобрел доктор Выгодский подобные взгляды?