Одним из главных героев спектакля, посвященного страстям и тщетным попыткам их усмирения, закономерно становится Мамыров, старый дьяк у Чайковского и поджарый католический священник у Жолдака; играет эту роль (а не просто исполняет партию) поляк Пётр Мичинский. Мамыров заявляется в оперу прямо со службы: увертюре предшествует видео, в котором святой отец, завершив ритуал, едет в Лионскую оперу. Кстати, весьма отличающуюся от других оперных театров мира: в Лионской – всё чёрное, и зал, и фойе, где даже нормальных лестниц не найти, лишь лифты и эскалаторы; только чёрную мессу и служить. В дни показов «Чародейки» странность места усугубляли разбросанные тут и там инсталляции для другой постановки, «Дидоны и Энея», где действие, очевидно, будет происходить после ядерной войны:
Мамыров к бисексуальности не склонен (в отличие от «наушника», «бродяги под видом чернеца» Паисия – Василий Ефимов отважно перевоплощается в порочного и кокетливого андрогина). Закончив с делами и поиграв с компьютером в шахматы, он надевает шлем виртуальной реальности и улетает в сибирскую деревню, где живёт, пьёт и веселится Кума.
Спальня, церковь, «блатхата» – кажется, исчерпывающий набор локаций, где ищет себя противоречивая человеческая натура...
Никакого пиетета перед Чайковским – равно как и насилия над ним в лихой лионской «Чародейке» нет. Жоддак будто снимает все возможные напластования – включая глянцевую лакировку классики, добирается до бурлящей сути. С собственными дополнениями, конечно: скажем, Жолдак позволяет вторжение в партитуру – телефонным звонком постылой жены князя, ревнивицы Евпраксии Романовны (солистка «Геликон-оперы» Ксения Вязникова превращает княгиню в брошенку из сословия советской аристократии). Или выстрелами, которые убивают только для того, чтобы дать возможность немедленного воскрешения: две юные гостьи из будущего, девочки-убийцы, путешествующие по спектаклям Жолдака, пробираются и в этот заповедный край.
Чернец-моралист выделывает содомские антраша, а у Мамырова отрастает хвост – но и эти телесные приключения укладываются в замысел Петра Ильича.
Что интересно, о том, как поят задействованные в проекте певцы, в рецензии решительно ничего не сказано. Что и понятно: петь в таких постановка - дело десятое, если вообще.
Пы. Сы. Впрочем, в отличие от отчета от подобном же шЫдевре Серебренникова, в этой статье есть и ложка дегтя. Или, наоборот, луч света в темном царстве, ту хум хау:
Жолдак – кочевник; в Украине не работает больше десяти лет: эстетический консерватизм там не подвластен никаким революциям
Кстати, израильская опера в последние годы тоже стала оплотом здорового консерватизма, что таких ретроградов, как аз, многогрешный, не может не радовать. Так что завтра, если Денай не потечет вспять, мы туда снова собираемся, на сей раз на "Тоску". Если кто уже видел эту постановку, будем рады отзывам. И можно даже спойлить. :)