Как изображали попов и религию в советском искусстве, все мы более-менее знаем: невежественные, лживые, корыстолюбивые... А теперь - вот как характеризует о. Успенского его сосед по коммуналке (с характерной фамилией, никак не оправданной сюжетом - видимо, чтобы подчеркнуть, что поводов благоговеть перед духовным лицом у него нет):
Ципельзон с состраданием посмотрел на юношу:
- Молодой человек! Еще не народился бандит, который вздумает обокрасть святого.
- А разве Успенский святой?
- Высшего ранга! Ни разу еще не поспорил ни с одним из жильцов. Ни из-за газа, ни из-за электричества. Уберет за вами ванную и сделает вид, что даже туда не заходил. Вызовет врача, а потом за свой счет купит вам медикаментов. Человек будущего общества, хотя и отсталых взглядов!
Затем главный герой (комсомолец Юра) попадает в комнату Успенского:
Кресло Николая Ильича со вмятиной на спинке от головы. Буфет с книгами. Что он читает, этот поп? Русские классики: Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов. Философы: Соловьев и Розанов, Шопенгауэр и Ницше. Гм! Ленин, Энгельс…
Итак, бессеребренник, образованный человек... Затем комсомолец вступает с попом в беседу - и тот говорит вещи, для советского сознания совершенно еретические:
Юра упрямо поджимает губы.
— Я верю в опыт, и не только в свой, конечно, а в опыт всего человечества.
Николай Ильич подходит к буфету и роется в книгах.
— Вы кем готовитесь быть?
— Химиком. Лично меня увлекает органическая химия.
- Короче, естественник? - Николай Ильич раскрывает книгу. - Позвольте, я вам прочту…
- Какую-нибудь богословскую софистику?
- «Существует невещественный Бог, живой, мудрый, вездесущий, который в бесконечном пространстве, как бы в своем чувствилище, видит все вещи сами в себе…»
- Надо, чтобы их видел я!
- Не согласны?
- Нет.
- А ведь это Ньютон. Величайший естествоиспытатель. Вам не приходилось читать его теологические сочинения?
- Меня они мало интересуют. Ньютон жив в нашей памяти своими естественнонаучными достижениями.
- И тем, и другим. Наука и религия не противоречат друг другу, они нуждаются во взаимном дополнении.
- Чем же они дополняют друг друга?
- В области познания физической природы доминирует наука, но в нравственной области разум уступает место характеру и познание - вере.
Более того, Овалов (сам хорошо отсидевший) даже поднимает тему, в советской детской литературе едва ли не табуированную - о незаконных репрессиях против православного духовенства. И опять говорит вещи, от которых у кондового бойца идеологического фронта должна была начаться икота:
- Я ведь из духовенства, священство в нашей семье наследственная профессия, меня с детства готовили к нему. Но, конечно, и я прошел сложный путь к постижению бога. Колебался, даже не верил, намеревался стать врачом. Но не захотел огорчить отца и пошел в семинарию. Верил и не верил, сомневался и служил… До какой-то степени тянул служебную лямку. Но людей не обманывал, всегда верил, что христианская религия укрепляет нравственность, что православные обряды дисциплинируют человеческую душу. Поэтому служил. Хотя… Хотя временами и сомневался.
- А сейчас?
- Верю.
- Значит, вас тоже что-то толкнуло?
- Как тебе сказать… Однажды меня арестовали. Обвинили в том, что веду антисоветскую агитацию…
- А на самом деле?
- Я не вел ее.
- А потом?
- Попал в исправительно-трудовой лагерь. По правде сказать, там было несладко. Тяжелый труд, голод, жестокое обращение. Среди начальства и там попадались добрые люди, но жестокое обращение предписывалось сверху. Люди опускались, подличали, предавали друг друга. Сохранился я там лишь с помощью веры, а верующих разделил бы на две категории: коммунистов и христиан. Потому что настоящие коммунисты тоже верили. Пусть по-своему, но верили в правду, в торжество справедливости. Они умирали, но не позволяли дурно говорить о своей власти, потому что и в лагерях Советская власть оставалась для них своей. Вот там-то я как бы заново постиг бога. Я бы погиб, если бы не верил в вечное спасение…
Разумеется, вся эта ересь подана с надлежащим гарниром ("Он опасный человек, этот просвещенный поп...Юра и читал, и слыхал о попах-стяжателях, о попах-развратниках… Таких разоблачить просто!...Такие, как отец Николай, не торопятся обращать людей к богу, дают им время подумать, погрузиться в себя, исподволь затягивают в лабиринт сомнений и неразрешимых вопросов, каждому предоставляют возможность самостоятельно искать бога… Вот чем опасен этот незлобивый и честный священник!"). Но сам факт появления такого персонажа и озвучивание подобных взглядов в советской книге, да еще предназначенной для подростков - вещь в высшей степени необычная
Впрочем, раскадка в данном случае вполне очевидна. Поскольку означенный комсомолец Юра попал к священнику не просто так, а в поисках своей девушки, попавшей в секту бегунов. (Собственно, именно священник и объясняет ему, что с ней случилось и где ее искать). И это, ИМХО, многое объявняет. Ибо в шестидесятые-семидесятые годы власти вдруг обнаружили, что на поляне, усердно вытоптанной бедными ярославскими, расцвело не только воинствующее безбожие, но и прочая тысяча цветов, в том числе весьма ядовитых. Начальство забило тревогу, посыпались заказы на разоблачение (вспомним хотя бы роман-опупею "Тени исчезают в полдень"), но ничего толком сделать не могло. И тогда, похоже, кто-то всполнил процитированную шекспировскую фразу. И решил намекнуть, властям и не только, что сектам, помимо атеизма, есть и другие альтернативы - куда более приемлимые и безопасные для советского государства и строя.
И, судя по всему, кое-где аналогичные мысли приходили в голову и советскому начальству. О чем, в частности, свидетельствует анекдот, приведенный Ардовым:
В дальневосточном городе Комсомольске-на-Амуре был построен и открыт православный храм. (Как видно, местные власти решили таким образом положить предел распространению сектантства.) Е. сказал:
— Это весьма отрадный факт. Остается только мечтать, чтобы там была учреждена архиерейская кафедра и у нас бы появился епископ — Комсомольский и Амурский
