Во-вторых, перевел к празднику два текста, вышедших под общей шапкой:
Американские раввины-капелланы в годы Второй мировой войны
Как обычно, копирую сюда для удобства читающих:
США вступили во II Мировую войну 7 декабря 1941 года, после японского нападения на гавань Перл-Харбор. В стране началась массовая мобилизация: если к началу войны у Америки было около полутора миллионов военнослужащих, к моменту окончания военных действий в американских вооруженных силах служило более восьми с половиной миллионов мужчин и женщин.
Созданный еще в 1918 году Еврейский совет социальной политики (Jewish Welfare Board, JWB) сразу же мобилизовался для участия в военных усилиях страны. Военно-морской комитет JWB представлял 31 еврейскую организацию. В сотрудничестве с различными службами и благотворительными организации JWB деятельно помогал еврейским военнослужащим и их семьям.
Практически сразу же возникла острая необходимость найти раввинов для корпуса капелланов. Многочисленные евреи, призванные в армию, настойчиво спрашивали: «Где же наши раввины?». В начале войны в американской армии было очень мало еврейских капелланов, которые могли бы позаботиться о духовных потребностях военнослужащих-евреев. Поэтому JWB развернул широкую вербовочную кампанию с целью найти достаточно раввинов для корпуса капелланов. Кампания оказалась более чем успешной – военную форму надело 311 раввинов: 147 консерваторов, 96 реформистов и 68 ортодоксов.
Еврейские капелланы заботились не только о военнослужащих-евреях, но и о еврейских общинах, с которыми сталкивались по мере продвижения американской армии. Военные раввины оказались в числе первых, кто посетил бывшие концлагеря, чтобы оказать помощь и утешение освобожденным узникам.
Восемь еврейских капелланов отдали свою жизнь на службе... Капеллан Александр Гуд находился на борту военно-транспортного судна «Дорчестер», которое должно было доставить в Европу 900 американских военнослужащих. 3 февраля 1943 года около берегов Гренландии корабль был торпедирован немецкой подлодкой, выпустившей в него две торпеды.
Рабби Гуд и трое других капелланов-христиан надели спасательные жилеты и поднялись на палубу, чтобы поддержать запаниковавших солдат. Все наличные спасательные жилеты были розданы, и тут священнослужители заметили, что четверо замерзших и перепуганных солдат стоят без жилетов. Капелланы без колебаний сняли свои жилеты и отдали их солдатам.
Пока кораблю тонул, реформистский раввин Александр Гуд, священник методистской церкви Джордж Фокс, католический священник Джон Вашингтон и протестантский священник Кларк Полинг, взявшись за руки, читали молитвы: «Слушай, Израиль, Господь, Бог наш, Господь един… Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое…». Позже в память о четырех священнослужителях в Вэлли-Фордже, Пенсильвания, будет воздвигнута межконфессиональная часовня Четырех капелланов.
В ходе сражения за Иводзиму (16 февраля – 26 марта 1945) погибло много американских моряков. Дивизионный капеллан Уоррен Катриэль, протестанский священник, попросил своего коллегу, раввина-реформиста Роланда Гительсона произнести «экуменическую» проповедь во время освящения военно-морского кладбища. Катриэль хотел, чтобы в память о погибших моряках было устроено единое богослужение. К сожалению, американские ВМФ были копией тогдашнего общества, со всеми его предрассудками, поэтому большинство капелланов-христиан выступили против того, чтобы рядом с христианскими могилами прозвучала речь раввина.
К чести Катриэля, он категорически отказался менять свои планы. Однако Гительсон, не желая скандала, сам отказался произносить проповедь. В результате было проведено три отдельных службы. В еврейском богослужении приняло участие около 70 человек. Раввин Гительсон произнес эмоциональную надгробную речь, изначально написанную для общей церемонии:
Здесь лежат люди, которые любили Америку, поскольку несколько поколений назад их предки участвовали в ее создании. Другие любили Америку столь же сильно, поскольку они или их предки бежали от притеснений к ее благословенным берегам. Здесь лежат офицеры и рядовые, негры и белые, богачи и бедняки. Протестанты, католики и иудеи лежат здесь вместе. Никому не оказывают предпочтений из-за его веры, никого не презирают из-за цвета его кожи. Здесь нет квот, сколько представителей каждой группы может быть допущено. Тут нет места дискриминации, предрассудкам и ненависти. Здесь царит высшая, чистейшая демократия. Каждый из нас, кто с ненавистью поднимет руку на своего брата, или ощущает свое превосходство перед теми, кто находится в меньшинстве, превращает эту церемонию и эту кровавую жертву в пустую, бессмысленную насмешку. Поэтому отныне у нас есть священный долг, исполнению которого мы, оставшиеся в живых, должны посвятить свою жизнь: во имя всех этих протестантов, католиков и иудеев, белых и чернокожих, сохранить демократию, за которую они заплатили столь высокую цену. Мы клянемся, что это было не напрасно. Мы обещаем, что из их страданий и из горя всех тех, кто скорбит о них, родится новая свобода для всех людей во всем мире.
В числе слушателей проповеди рабби Гительсона оказалось несколько капелланов-христиан, которые, возмущенные предрассудками своих коллег, отказались участвовать в христианском богослужении и пришли послушать коллегу-раввина. Один из них попросил текст проповеди и, без ведома раввина, раздал тысячи копий бойцам своего подразделения. Несколько моряков послали этот текст своими близким, и вскоре несколько газет и журналов опубликовали всю проповедь или ее отрывки. Речь рабби Гительсона попала в официальный бюллетень Конгресса США, а по армейскому радио ее передали американским войскам, разбросанным по всему миру.
После японской бомбардировки Перл-Харбора Герберт Эскин из Детройта хотел только одного – служить своей стране в качестве армейского капеллана. Однако Военно-морской комитет JWB, отбиравший раввинов для армейской службы, долгое время считал, что Эскин для этого не годится. Он был иммигрантом из России, говорил по-английски с сильным акцентом, а главное – был ортодоксом. От армейского капеллана ожидалось, что он будет проводить службы для всех евреев – и ортодоксов, и реформистов, и консерваторов, а в некоторых случаях – заботиться о духовных потребностях всех военнослужащих, независимо от их вероисповедания. Кроме того, по мнению членов комитета, раввин в форме должен был производить приятное впечатление на неевреев, и в этом смысле ортодокс-иммигрант вроде Эскина вызывал у них серьезные опасения.
Эскину удалось доказать, что они ошибались. На протяжении двух лет, раз за разом получая отказ, он снова и снова подавал прошение. В последнем из них он писал: «Когда человеческая кровь льется рекой, когда наш политический строй в опасности, когда миллионы евреев борются за свое существование, я, еврейский духовный лидер, обладающий всеми необходимыми знаниями, неженатый, молодой и физически годный, должен заботиться о боевом духе тех, кто сражается с варварством и язычеством».
Красноречие Эскина, наконец, подействовало – через несколько месяцев комитет удовлетворил просьбу Эскина. Пройдя армейскую подготовку, в конце августа 1944 рабби Эскит, в составе 100 пехотной дивизии, отбыл на фронт во Францию.
В январе 1945 Эскин обнаружил в одной французской деревне синагогу, которую немцы превратили в тюрьму. Это показалось Эскину кощунственным и недопустимым. «Я решительно потребовал от бургомистра, чтобы синагога была вычищена, вымыта и заперта, чтобы защитить ее от дальнейшего разрушения и осквернения», – вспоминал раввин.
Впоследствии Эскину еще не раз приходилось сталкиваться с кощунственным отношением немцев к еврейским святыням.
«Во французском Фенетранже местные нацисты замостили надгробьями с еврейского кладбища переулок около местной католической церкви. Когда я спросил священника, как он терпит подобное безобразие прямо перед церковью, с учетом, что город был освобожден уже восемь месяцев назад, но не смог сказать ничего вразумительного. Тогда я потащил его к мэру и приказал им в 24 часа вернуть все надгробия на еврейское кладбище – иначе я вернусь с грузовиком солдат и взорву весь город ручными гранатами», – вспоминал Эскин. К назначенному времени все камни, включая обломки, были возвращены на еврейское кладбище.
Как свидетельствует рапорт, поданный рабби Эскиным в мае 1945, его служба не ограничивалась заботой о духовных потребностях еврейских бойцов вверенной дивизии.
Я ежедневно навещал полевые госпитали. В одном из госпиталей лежал парень из Айовы, протестант по имени Карл Денхартог, с серьезным ранением груди. Когда я подошел, он узнал меня и улыбнулся. Я взял его за руку. Карл не отпускал мою руку, и хотя его лоб заливал пот, он попросил, чтобы я укрыл его и произнес вместе с ним молитву. Я опустился на колени и стал шептать ему на ухо 23 псалом. Он повторял за мной слово в слово, и я закончил псалом словами: Во имя Иисуса Христа, Господа нашего, Аминь…Карл не мог выжить, ранение было слишком серьезным. Он боролся за жизнь до конца, и умер, все еще сжимая мою руку».
По словам Эскина, этот случай потряс его до глубины души:
«Он был набожным христианином, знавшим меня как еврейского дивизионного капеллана, который попросил меня прочесть вместе с ним последнюю молитву. В свою очередь я, еврейский раввин, соборовал его как христианина, в соответствии с его верой. В этот момент ни один из нас не чувствовал никаких различий, никаких барьеров. Я чувствовал, что мы братья, и продемонстрировал это в качестве армейского капеллана».
В августе 1945 года Эскин демобилизовался из армии и вернулся в Порт-Гурон, штат Мичиган, где стал раввином местной консервативной синагоги. По просьбе армии рабби Эскин остался на службе в качестве гражданского лица – его пастырским заботами были вверены раненые, лечившиеся в трех госпиталях в районе Детройта.
После смерти рабби Эскина в его честь был назван еврейский общинный центр в Штутгарте.
Обладатели мордокниги, которым понравилось, традиционно приглашаются лайкать и шарить
ЗДЕСЬ, поскольку это важно для проекта.