Во-первых, небольшой рассказ Урке Нахальника, о котором мы недавно писали. Перевод ВПС; поскольку с художественными текстами я почти не работаю, мнение читателей представляет интерес.
Песах в тюряге
Нас было девять евреев в доме смерти. Огромная каменная коробка, в которой мы жили, вмещала больше тысячи человек, каждый – пример человеческой трагедии и несчастья.
Молодые и старые, новички и рецидивисты, закоренелые уголовники и жертвы судьбы. Умершие для большого мира, в тюремной системе они стали просто номерами. Мертвые номера, олицетворяющие мертвое существование. Заключенный ощущает себя живум мертвецом, его дни полны страданий.
Судьба загнала туда и меня. Повторный жилец, я был некоронованным королем девяти евреев, сидевших в тюрьме.
День, когда я сказал друзьям, что мне удалось получить комнату, где мы сможем спокойно устроить пасхальный Седер, стал самым чудесным днем моего пребывания в тюрьме.
Праздничная комната находилась в самом конце тюремного подвала, в той части тюрьмы, которая была построена несколько сот лет назад. Каменные стены, толщиной около двух метров, были покрыты плесенью, и плакали большими слезами от влажности.
По нашим расчетам, первый день Песаха начинался в ночь с четверга на пятницу. Утром всех нас перевели в большую камеру. Мы пребывали в отличном настроении, и кричали друг на друга. Поскольку каждый пришел из своей камеры, нам было о чем поговорить после долгих месяцев молчания.
Мы радостно разделили друг с другом скудный паек, который нам выдали. Каждому хотелось чем-нибудь поделиться с другими: кусочком хлеба, щепоткой табака, пуговицей, иголкой… Ни у кого из нас не было родственников на воле. Все мы надеялись на щедрость богатых евреев Позена, которые, мы не сомневались, позаботятся о том, чтобы мы не ели хлеба в Песах.
Мы заранее облизывались, предвкушая кушанья, которые получим. Мясо, рыба, маца…И кнейдлики, ах, кнейдлики!
У нас текли слюнки, когда мы рассказывали друг другу, какие пасхальные кушанья ели дома. Казалось, мы были пьяны от одной только мысли, что нам дадут поесть мяса – кошерного мяса!
Убогая тюремная пища, которую мы должны были вкушать трижды в день, вызывала желание съесть чего-нибудь - чего угодно! – вкусного. Маленький кусочек мяса укрепил бы измученное тело и дал бы нам сил дотянуть до конца срока.
В четверг никто не стал обедать. Каждый из нас был наполовину сыт от мысли, что вскоре мы отведаем вкусных пасхальных блюд, деликатесов из свободного мира.
Бывший среди нас бессрочник, который сидел в тюрьме дольше всех остальных, даже затянул пасхальную Агаду – по книжке, которую получил от соседа-христианина, по ошибки взявшего ее с полки тюремной библиотеки, приняв за короткий роман.
Мы терпеливо ждали, пока солнце сядет. Серые тюремные стены начали приобретать отвратительный безжизненный цвет. В тот день темнота повисла на сердце, словно пудовая гиря. Разочарованные, мы разошлись по углам камеры, и улеглись на паршивые железные тюремные кровати.
Все молчали. Очевидно, что каждый думал об одном и том же.
Мы были заперты в узком, затхлом каменном блоке. Но наши души вырвались сквозь решетки, и свободно устремились по полям – домой, к ломящимся пасхальным столам, за которыми мы сидели в детстве.
Я увидел себя мальчиком-йешиботиком, приехавшим домой на Песах. Я сидел за столом рядом с родителями, братьями и сестрами, и слушал страстный рассказ о празднике из уст отца, сидевшего, облокотившись на белую подушку, в то время как мать плакала от счастья.
Да, когда-то все так и было…У меня были дом, жизнь, Песах, маца, четыре бокала вина, кнейдлах, харосет и горькая зелень. Ныне же осталась только горькая зелень.
Я начал нервно ходить по камере, туда-сюда, взад и вперед. Сокамерники тоже проснулись и машинально следили за моими метаниями. Внезапно у меня появилась мысль. Я остановился как вкопанный посреди камеры, и закричал: «Я понял! Мы ошиблись - сегодня не Песах!».
Я хотел утешить своих товарищей. Они все поняли, и улеглись на свои жесткие койки. Только Бессрочник так и не лег спать. Стоя на тонком подвальном подоконнике, он смотрел на луну. Время от времени он посылал сквозь решетку проклятье свободному миру и его жирным, самодовольным чурбанам.
Я пробовал убедить его, что сейчас високосный год, и Песах еще через месяц. Бессрочник мне не верил.
На следующее утро тюремный колокол разбудил нас так же равнодушно, как обычно. Мы сползли с кроватей, усталые и разбитые. Нам было стыдно смотреть друг другу в лицо.
Открылась дверь, принесли завтрак. Никто не двинулся с места. Надзиратель злобно крикнул: «Завтрак! Тут ваша праздничная еда – маца».
Все бросились к двери одновременно. Надзиратель проскользнул в камеру и с большой торжественностью раздал нам девять порций: мацу на всех, и по два яйца с пайкой хлеба на каждого. Он пожелал нам хорошего праздника с такой гордостью, словно сделал большой подарок. Я спросил, не отведет ли он меня прямо к начальнику тюрьмы.
Через полчаса начальник убедил меня, что я зря так волнуюсь.
- Вы, еврейские заключенные – рычал он, - Ведь вы совершенно нерелигиозны! Вам просто хотелось поесть чего-нибудь получше. Мяса вам хотелось, да? В городе не осталось евреев – таких, кто за вас волнуется. Кто-то послал вам посылку с мацой, ну так радуйтесь! Позен это не Польша!
Я вернулся в камеру совершенно опустошенный. Бессрочник злобно взглянул на меня: «Ты, идиот! Так вот какой Песах ты нам устроил! Это ты во всем виноват. Я сижу уже десять лет, и никогда не ел в Песах хлеба! Разве я не говорил тебе, что в этом году нужно писать в варшавскую общину?».
Все остальные так же набросились на меня. Я молчал, словно и вправду был виноват.
Внезапно дверь вновь отворилась. Меня вызвали к начальнику. Он встретил меня довольной улыбкой и сказал: «Тебе крупно повезло». С этими словами он вытащил из-под стола тяжелую посылку, содрал обертку и показал несколько килограмм сала, мяса, колбасы, и ветчины, сигареты, пирог, сардины, несколько сортов сыра и другие деликатесы.
- Забирай! Это все твое. Сегодня у тебя будет настоящий праздник!
- Moe? Но откуда?
- Забирай и иди. Тебе повезло. Кто-то из твоих прежних приятелей, видимо, сорвал хороший куш. Разве ты не хотел пожрать мяса? Ну так вот оно. Ты ведь не откажешься из-за того, что сейчас Песах?
Он поглядел на меня саркастически. Минуту назад я сражался со своим пустым желудком. Однако сейчас я мог гордо бросить в ответ: «Заберите. Мне нельзя это есть. Спасибо».
Лицо начальника окаменело. Он взглянул мне в глаза, словно не веря тому, что услышал:
- Ты что, не возьмешь? Ты?
- Нет, не возьму, - повторил я и выбежал из его кабинета, пока он смотрел на меня в полном недоумении.
А во-вторых, один из самых красивых пасхальных Седеров в истории мировой культуры (
Ну и с праздником всех, кто в теме. На свободу - с чистой совестью!