Весь текст со ссылками и опечатками по ссылке. По традиции, для удобства читающих копирую сюда наиболее интересное:
Во второй половине XIX века, в связи с резким повышением мобильности еврейского населения, количество соломенных вдов начало стремительно расти. Если раньше бежать из местечка можно было пешком или на телеге, то теперь достаточно было сесть на поезд, и через сутки оказаться за сотни верст от прежнего дома, а там ищи ветра в поле. Кроме того, сотни тысяч евреев в поисках лучшей доли отправились за океан: в Америку, Австралию, Аргентину… Нередко мужчины уезжали первыми, оставив дома семью и пообещав выписать ее к себе, как только встанут на ноги. Одни действительно так и поступали, или хотя бы присылали жене развод. Многие же так и пропадали без вести.
Наконец, с упадком традиционной морали на еврейской улице появилось немало брачных аферистов, вступавших в брак ради богатого приданого (а то и ради того, чтобы впоследствии продать «суженную» в публичный дом - этот механизм был неоднократно описан в литературе, например, в знаменитой «Яме» Куприна). Этим аферам немало способствовало то, что, по еврейскому закону, брак мог быть заключен (и нередко заключался) частным образом, и, соответственно, никем и нигде не регистрировался.(3)
Получив желаемое, «муж» укатывал в поисках новой жертвы, оставляя жену соломенной вдовой.
Неудивительно поэтому, что тема агунот постоянно обсуждалась на страницах тогдашней еврейской прессы. Уже в конце 60-х годов XIX «Га-Магид» и «Га-Мелиц», наиболее популярные периодические издания на иврите, регулярно публиковали отчаянные письма женщин, умолявших помочь отыскать исчезнувших мужей. Типичное объявление звучало так:
Вот уже два года как мой муж оставил меня и моего ребенка в нужде и величайшей бедности, ибо через шесть недель после свадьбы он обманом забрал наши деньги, сказав, что едет на несколько дней в Белосток. Приметы: высокой, волосы темные, короткая черная борода, длинный нос, одна нога кривая и короче другой.(4)
Во многих случаях объявления о пропавших мужьях публиковали раввины, к которым несчастные женщины обращались за помощью. Так, 16 июня и 9 сентября 1866 года в «Га-Магиде» дважды появилось письмо, подписанное Биньямин-Давидом, секретарем варшавской еврейской общины:
Женщина Неха, дочь Заима-Давида из Варшавы, пять лет назад была оставлена мужем. В прошлом году он написал семье, что находится в Суэце, Египет, и с тех пор вот уже 9 месяцев от него нет никаких вестей. Мужчина высокого роста, у него черные волосы и борода. По профессии он кровельщик. Тот, кто сделает доброе дело, найдет его и получит разводное письмо [для его жены], удостоится щедрой награды, как много раз говорили наши мудрецы. Убедительная просьба, если редакция что-то узнает, сообщить об этом великому знатоку Торы, нашему наставники рабби Дов-Беруши Майзелю, да воссияет его свет, главе раввинского суда Варшавы. Надеюсь, что все сыны Израиля, где бы они не находились, постараются найти этого человека.(5)
Большой пользы эти объявления не приносили. Да и в самом деле, мудрено было отыскать человека, который, к примеру, в 1881 году отправился из Бреслау в Италию, оттуда в Англию и Египет, сообщил семье, что собирается в Бомбей, после чего следы его затерялись (анабаcис некого Ицхака). Поэтому количество соломенных вдов росло с каждым годом. Так, если в 1870 году британский Еврейский совет попечителей сообщил о 103 известных ему женщинах, в 1892 году их насчитывалось уже 353. В Восточной Европе, по оценкам исследователей, их насчитывалось около 40 тысяч.(6)
Нельзя сказать, что эта проблема не беспокоила еврейский истеблишмент. Во-первых, брошенные жены и дети, оставшиеся без кормильца, нередко становились серьезной обузой для еврейской благотворительности. А во-вторых, в новом мире сохранить этот сор в избе становилось все труднее – нееврейские газеты, падкие на скандалы, часто писали о беглых еврейских мужьях и брошенных ими семьях, порой сопровождая это антисемитскими комментариями. Поэтому американские евреи даже создали несколько специальных организаций, занятых поиском беглых мужей и помощью брошенным женщинам. Так, в 1905 году в Нью-Йорке был создан Комитет по защите брошенных жен и детей (Committee for the Protection of Deserted Women and Children), который возглавил молодой адвокат Чарльз Зунцер. А в 1911 году возникло Национальное бюро поиска беглых мужей (National Desertion Bureau), которое финансировала нью-йоркская Федерация еврейских филантропий.(7) В те же годы в Одессе возникло Еврейском общество розыска беглых мужей, аналогичные организации действовали в Вильно, Лодзи и других городах. Еврейские газеты регулярно публиковали фотографии беглых мужей.
С началом I Мировой войны ситуация резко изменилось к худшему. Тысячи евреев, призванных в армии противоборствующих стран, пропали без вести или попали в плен, откуда далеко не всегда могли связаться с родными. Массовые перемещения гражданского населения (галицийские евреи бежали от наступающей русской армии – которая, после начала немецкого контрнаступления, в свою очередь массово выселяла евреев вглубь страны) привели к тому, что множество людей потеряли друг друга. Далее последовали распад четырех империй, на развалинах которых возникло несколько новых государств, гражданская война и другие конфликты в Восточной и Центральной Европе, погромы, эпидемии тифа и инфлюэнцы… В следствии этих катаклизмов счет еврейских женщин, ничего не знавших о своих мужьях, пошел на тысячи, если не на десятки тысяч.
Еврейский писатель Хаим Граде сделал одну из таких женщин главной героиней своего романа, который так и назвал «Агуна» (в русском переводе «Безмужняя»). Ее судьба была вполне типичной:
Началась война с немцами. Столяра забрали в армию. Он отправился в Восточную Пруссию с Первым Оренбургским полком, который был расквартирован в Вильне, и Мэрл надолго запомнила вопли женщин, прощавшихся со своими мобилизованными мужьями-солдатами, уходившими на фронт вместе с Ициком.
Вскоре пришли вести, что в Восточной Пруссии Оренбургский полк попал в топкие болота и погиб. Спаслись немногие. Мэрл надеялась, что Ицик был среди них. Она стала ждать конца войны и возвращения Ицика из плена. Они рассказали, что от одиннадцатой роты, в которой служил Ицик Цвилинг, не осталось ни души: все они погибли под самым первым и самым сильным обстрелом. Мэрл плакала целыми ночами, а днем за швейной машиной сидела с распухшими глазами.
Мойшка-Цирюльник назойливо повторял:
— Война окончилась, царя свергли, а ты по-прежнему белошвейка, да к тому же безмужняя жена…
Встретив хорошего человека, Мэрл решила выйти за него замуж, однако раввины сочли это невозможных – не было достаточных доказательств, что ее мужа нет в живых. Не выдержав, женщина повесилась. Разумеется, не все соломенные вдовы сводили счеты с жизнью, однако участь их оставалась незавидной. Как писал Агнон, побывавший после войны в родной Галиции, «еще хуже погибшим на войне, если имена их неведомы: жены их одиноки и матери сиры, — без радости, без благословения, без пропитания».(8)
Раввины честно пытались помочь. Варшавский раввинат даже создал специальный отдел, занимавшийся проблемой соломенных вдов, однако его возможности были весьма ограничены. Правда, теоретически в еврейском праве есть возможность ретроактивного аннулирования брака. Однако на практике и тогда, и теперь раввины, в силу разных причин, не прибегали к этому средству(9), найти же пропавших в мужей, или удостовериться, что их нет живых, в большинстве случаев не представлялось никакой возможности. Поэтому, к примеру, из 200 соломенных вдов, обратившихся в раввинат в 1928 году, раввины разрешили выйти замуж только трем. При этом каждый год в списке появлялось порядка двадцати новых имен. Всего же, по сведениям газеты Момент, только в Варшаве счет агунот шел на тысячи.
Сами же соломенные вдовы поступали по-разному. Одни смиренно доживали свой век в одиночестве, время от времени приходя к раввинам узнать, нет ли каких-либо утешительных вестей. Другие же, пренебрегая религиозным запретом, снова выходили замуж посредством гражданской, а то и религиозной церемонии. Правда, в этом случае нужно было скрыть факт предыдущего замужества. Однако во многих случаях это было не так уж трудно – достаточно было переехать туда, где тебя никто не знает.
И наконец, некоторым счастливицам порой удавалось отыскать своих беглых мужей. О таких случаях еврейские газеты неизменно писали как о сенсациях, из серии «человек укусил собаку». Две таких заметки приводятся ниже.
Мертвый еврей печет в Варшаве бублики
Момент, 19 октября 1928
Элегантно одетая дама пришла вчера в [варшавский] раввинат и рассказала такую историю:
Ее отец, хасид из Равы, недалеко от Варшавы, исчез одиннадцать лет назад в Ошана Раба. Он ушел в сукку связать ивовые прутья [для специального ритуала, совершаемого в этот день], да так и не вернулся. Брошенная семья, жена и трое детей, бросились на поиски и обратились за советом к местным хасидам, но никто ничего не знал. Все пришли к выводу, что отца больше нет в живых.
Брат дамы прочел по отцу кадиш [поминальную молитву] и ежегодно зажигал поминальную свечу в Ошана Раба.
В прошлый Ошана Раба дед дамы явился во сне ее матери, и сказал ей: «Твой муж не умер, он живет в Варшаве. Запомни!».
По словам молодой женщины, многие, услышав эту историю, просто смеялись. Однако сон очень расстроил ее мать, и она решила, что сразу после праздников пошлет дочь в Варшаву, выяснить, жив ее муж или нет.
Вчера на улицах Варшавы женщина встретила много знакомых, которые, к ее глубокому изумлению, сказали ей, что ее «покойный» отец работает пекарем и печет бублики, что он женат на другой женщине и что у них даже есть дети.
Дрожа от страха, молодая женщина начала расспрашивать, не знает ли кто-нибудь адрес ее отца, но никто не знал, где он живет. Заподозрив, что на самом деле никто не хочет сказать ей адрес, чтобы избежать скандала, она обратилась в раввинат, чтобы этих людей вызвали в [раввинский] суд и заставили сказать, где ей найти своего отца.
Реб Дан, [секретарь и служка варшавского раввината] посоветовал ей обратиться для начала в профсоюз пекарей. Если же она не получит там ответа, раввинат вызовет требуемых людей.
Женщина, которая пять лет была соломенной вдовой, наконец-то поймала своего мужа
Хайнт, 11 июня 1936
Пятнадцать лет Менахем Розенбойм счастливо жил со своей женой Леей Боймгартен. Получив богатое приданое, он купил чулочную фабрику на улице Мила. У них было двое детей.
Внезапно Менахем стал пропадать по ночам, и супруги начали ссориться. Наконец, как-то летом Розенбойм отправил жену в санаторий. Сам он тем временем снял другую квартиру, и исчез.
Жена разыскивала его пять лет. Как ей сказали, он уехал в Канаду.
При посредничестве варшавского раввината несчастная соломенная вдова обратилась к канадским раввинам, чтобы те помогли разыскать ее мужа. Но все было тщетно, он бесследно исчез,
Вчера утром Лея Боймгартен увидела своего мужа на улице Заменгоф вместе с другой женщиной. Она сразу же схватила его, и не дала ему уйти.
Никакие заверения, что он ее не знает, и что это какая-то ошибка, не помогли. Толпа, собравшаяся вокруг, не давала ему сбежать. После того, как мужчина получил от своей жены пару пощечин, пара отправилась в раввинат, где он вручил ей разводное письмо и заплатил 600 злотых на содержание детей.
И хотя, как было сказано, такие случае были редким исключением, а не правилом, мы сочли за благо закончить эту грустную тему на этой жизнеутверждающей ноте.
Обладатели мордокниги, которым понравилось, традиционно приглашаются лайкать и шарить
ЗДЕСЬ, поскольку это важно для проекта.